— Бегите… по… мне… — услышал Юрка. Славка дёрнулся и простонал, видя, что ребята медлят: — Скорее… придурки… пропадё… те…
Он дёрнулся ещё раз и замер.
Всю жизнь потом Юрка думал, надеялся неистово, что Славка уже всё-таки был мёртв, когда они с Серёжкой пробежали по его телу, чтобы последним прыжком достичь безопасной земли — и кустов за ней.
Что уйти не удастся, Юрка понял, когда они лежали в кустах вдоль дороги — тяжело дыша и слушая, как в ста метрах от них разгружаются с грузовиков солдаты. Бежать мальчишки не могли — ноги не держали, они бежали до рассвета, покалечили ноги, разодрали в кровь лица и руки и теперь должны были хотя бы пару минут передохнуть. А потом бежать будет уже поздно.
Серёжка лежал на спине, глотая воздух широко открытым ртом, грудь ходила ходуном. Юрка, распластавшись на животе и держа наготове «калашников», думал.
И, когда обдумал всё, то заговорил.
— А сейчас мы сделаем вот что, — Юрка перевернулся на бок и внимательно посмотрел на Серёжку. Младший мальчишка часто дышал, прислушивался к шуму и говору на шоссе, но в глаза его не было страха, и Юрка мысленно ругнулся… и сжался. Никитка вёл бы себя так же, хоть внешне они совершенно не были похожи. — Сейчас мы сделаем вот что, — повторил он, чтобы самому собраться с духом, решиться, сделать шаг, после которого повернуть уже будет нельзя. — Сейчас ты пойдёшь в лес. Я тебя прикрою.
Глаза Серёжки стали непонимающими, а потом… потом — ух, каким серым искристым гневом из них ударило!
— Ты… ты что?! — тонким от этого гнева голосом сказал он. — Бросить тебя?! Ты…
— Помолчи и послушай, — оборвал его Юрка. — Я тебя не убегать посылаю…
— Так всегда говорят! — почти выкрикнул мальчишка, отодвигаясь, как будто Юрка мог каким-то невероятным способом сейчас закинуть его, Серёжку, за километры от этого места. — Ты просто думаешь, что я маленький, ты меня спасти хочешь, а ты меня спросил?! Я не хочу так спасаться! Не хочу тебя бросать, не хочу быть предателем, не хочу!
— Я сказал — молчи, — Юрка дотянулся, тряхнул его за плечо. — Ты сейчас уйдёшь. Не убежишь, а уйдёшь. Да, я хочу тебя спасти. Да, потому что ты младше. Но я отсылаю тебя, не чтобы ты прятался, а чтобы ты сражался. Это раз. Ты должен дойти до города и до моего отчима. Просто потому, что я тебя об этом прошу. Это два. А три… — Юрка помедлил. — Три… Ты сейчас можешь сказать, что я вру. Но я сразу понял это, просто не говорил, боялся, что ты от меня сбежишь и пропадёшь один…
— О чём не говорил? — непримиримо, но любопытно спросил Серёжка.
— Наш командир… я тебе рассказывал… В общем, Сергей. Это был твой отец. Майор Ларионов. Он жив. Он сейчас на Весёлом кордоне, как я рассказывал. Ты когда свсою фамилию сказал — я подумал: похоже, ты его сын. А потом ты ещё про него рассказывал — один в один его рассказы.
Юрка сказал это — точнее, выпалил одним духом — и понял: всё. Серёжка поломался. Глаза мальчишки из непримиримых стали жалобными, губы приоткрылись — и, прежде чем с них сорвалось тихое: «Врёшь…» — после которого всё могло начаться сначала, Юрка закрепил успех:
— У твоего отца тут, ниже левого соска, — Юрка показал на себе, — было наколото: «Любовь до гроба — дураки оба.» Так? — Серёжка кивнул:
— Я тебе… я тебе про это не рассказывал… — прошептал он. — Папка жив?! Правда жив?! Он правда у вас командовал?! Это ты его… его вытащил?!
— Тяжело ранен, но жив, — сказал Юрка и прислушался (надо скорее, скорее…) — И я тебя отсылаю ещё и поэтому. Ведь твои мама и сестра живы. А твой отец считает, что вы все погибли. А мама с сестрой думают, что ты погиб, что отец погиб… Понимаешь, ты один знаешь, что все живы. Ты один, — Юрка говорил страстно и быстро, — ты один можешь помочь своим… своей семье… ну, вместе собраться, что ли. Ты один, Серёга, один! Ну посмотри, сколько смерти, сколько кругом смерти! Ну пусть вы-то будете счастливы хотя бы чуть-чуть, хотя бы потому, что вы — живы, все живы! Ведь это главное, это главное, а не всё остальное! Уходи! — Юрка вдруг заплакал и кинул в Серёжку горстью хвои. — Уходи, беги, ну?! Мне страшно, я могу передумать! Найди потом отчима, скажи ему… скажи… да уходи же, у меня сердце лопнет!!! — закричал Юрка так страшно, что Серёжка, как будто поднятый и правда невидимой силой, вскочил и бросился в чащу…
Несколько окриков послышались совсем рядом. Но это было уже не важно.
Юрка Климов улёгся удобней, кинул ноги в распор, пошевелил ступнями. И прижал к плечу приклад хорватского «калаша».
…Мальчишка пятнадцати, от силы — шестнадцати лет лежал на спине рядом со своим оружием — трофейным «калашниковым». Грудь и живот парнишки были пробиты в полудюжине мест попаданиями, потрёпанная одежда промокла от крови и почернела, босые ноги — разбиты в кровь. Русский ещё дышал — прерывисто и часто. Командовавший румынскими поисковиками лейтенант «зелёных беретов» невольно вздрогнул: тонкое, красивое лицо мальчишки даже в предсмертной бессознательности сохраняло упрямое, азартное и вдохновенное выражение, и серые глаза смотрели не бессмысленно, а живо, пристально и недобро.
— Сумасшедшая страна… — запаленным голосом сказал лейтенант «зелёных беретов», разглядывая лежащего парня. — Что за сумасшедшая страна… Президент подписывает капитуляцию, министры выносят хлеб-соль по их кретинскому обычаю… а эти продолжают драться. Сумасшедшая страна! — уже почти выкрикнул он с прорвавшейся растерянной злостью.
Стоявшие рядом румыны молчали. Но, когда лейтенант достал «беретту» и ловко прицелился в мокрый от пота лоб под светлыми прядями налипших волос, один из них — рыжеусый невысокий плутоньер — вдруг положил свою корявую руку на запястье американца.